Представь самую приторную и отвратительную весну. С паркими днями, хватающими тебе под самое горло. Полную обезумевших людей, спешащих подставить свои телеса первой, обманчивой жаре. Чтобы сгореть или попросту прокиснуть. О, весна.
Мы с отцом дымили папиросы, прятались в тени двора и вели пустой треп о лампочке. Ее мы собирались грамотно линчевать (на кануне я почувствовала лютую необходимость смастерить гирлянду из ширпотреба). А она лопнула. Совершенно наглая и непригодная по назначению лампочка якобы уверяла нас, что она вовсе не мусор. Осколок бурно расцеловал мое глазное яблоко, так и отсвечивая своей пригодностью. Сука.
С тех пор мир стал половинчатый. Пол неба, пол моря, расплывчатые прохожие и одна целая проблема. Мать тогда объявила себя капитаном дальнего плаванья и уплыла куда - то в другой конец города, не помню точно. Помню, что она тогда оставила мне повязку на глаз (из лоскутов своего передника) и поцелуй. Поговаривают, что она счастлива.
Отец ласково называл меня пиратом, трепал по волосам, одевал, кормил, читал вслух, выгуливал, слушал. Одним словом - заботился.
Я завела себе скользкого дружка. В прямом смысле, чесслово. Звали его Виктор. Виктор был молчалив, изворотлив и холоден, как и положено золотой рыбке. Больше мне ничего не хотелось. С глазом я потеряла и свою целостность. Скорее всего я бы сошла с ума без Виктора и отца.
Спустя года два папенька снова женился и безмятежные молодожены переехали за город, мотивировав это тем, что я и так не худо справляюсь.
Меня приняли на работу торговать цветами. На свою скромную зарплату я покупала немного еды, оплачивала коммуналку, покупала цветы у себя же. Огромными охапками. Вскоре Виктор скончался. И тогда такое началось…

- Ты куда отключилась? Я вот это, подумал. Лампочка - то лопнуть может. К черту, а?
- А почему бы и не к черту. Чаю хочу.